Как «грантоеды» вредят России: кейс Валерия Гарбузова

История с директором института США и Канады Валерием Гарбузовым, вроде как закончилась его увольнением. Нужно еще получить подтверждение, с какой формулировкой он был уволен. Но оперативность, с которой было принято решение говорит о том, что сообщество «грантоедов» крайне обеспокоено случившимся и старается замять ситуацию, которая уже вышла в публичное поле.

Ситуация с Гарбузовым показательна тем, что один из ведущих научных институтов по информационному противодействию нашему стратегическому противнику в лице глобалистских элит, связанных с Великобританией и США, деградировал до уровня посредственного сотрудника на удаленке. Пока в Лэнгли по этому поводу открывают шампанское и сверлят дырки под ордена, мы постараемся объяснить почему так произошло и что с этим делать.

Будущее для руководства Института

Первый вопрос, который совершенно обоснованно возникает, касается меры ответственности Гарбузова за подобные деяния. Учитывая занимаемую должность, речь может идти о госизмене. Но пока в российском правовом поле подобное считается незначительной шалостью, и увольнение – это самое суровое наказание. Гарбузов совершенно спокойно раздает интервью, в которых оценивает вероятность продолжить работать в Институте США и Канады уже на другой должности, и заявляет что не собирается уезжать из России. Такое возможно только потому, что по российскому законодательству ему ничего не грозит. Даже несмотря на то, что сейчас ведутся активные боевые действия, и он открыто поддерживает позицию врага.

Второй вопрос касается замены Гарбузова. Сейчас на его место в качестве ВРИО назначен руководитель центра изучения стратегического планирования ИМЭМО РАН Сергей Кислицын. Это человек из той же системы. ИМЭМО РАН на сегодня в большей степени выполняет роль координационного центра между специализированными институтами, такими как Институт США и Канады, Институт Латинской Америки и другими. Назначение молодого руководителя, погруженного в проблемы института, с одной стороны оправдано, поскольку позволит избежать коллапса управления. Но с другой стороны, новому руководителю еще необходимо проявить себя через реальные действия, которые, полагаем, должны серьезно отличаться от вредоносной активности предшественника.

А пока Гарбузов активно продолжает бороться за свое место. В интервью он акцентирует внимание на том, что по существующему регламенту институт может работать при ВРИО неограниченное время. Он также упоминает, что для назначения нового директора необходимо будет провести выборы. И добавляет, что не в курсе, оставит ли его новый директор на работе и в какой должности. Все это сильно напоминает передачу Института «на передержку» молодому коллеге пока «пыль не уляжется». А потом можно будет и вернуться, через «выборы». И, по нашему мнению, такая вероятность реально существует.

Как посредственный сотрудник смог возглавить отечественный аналог RAND и стал продвигать нарративы противника?

Для ответа на этот вопрос нужно понимать как устроено распределение грантов. Это глобальный механизм, который вырос из военной системы распределения сложных научных задач. Грант представляет собой задание, выполнив которое, исполнитель часто даже не догадывается для каких целей его разработки будут использованы. Это обеспечивает секретность и позволяет привлекать огромные научные ресурсы для решения военно-прикладных задач, не опасаясь скомпрометировать конечный результат. Варианты «сборок» заданий известны только «архитекторам».

Для выявления наиболее талантливых научных сотрудников выделяется целевое финансирование — гранты. Поскольку большинство научных исследований является открытыми, сотрудники, имеющие большое количество научных публикаций, имеют больше шансов получить грант. Для институтов, в которых они трудятся, это тоже выгодно, поскольку количество публикаций поднимает рейтинг института. Это позволяет либо поднять плату за обучение, либо привлечь более масштабные гранты уже в рамках всего учебного заведения. На первый взгляд все достаточно логично и прозрачно.

Но в российских реалиях есть нюанс

Для российских НИИ во времена перестройки гранты остались едва ли ни единственным источником существования. Финансирование образовательных и научных программ было прекращено тогдашним правительством РФ под руководством зарубежных кураторов в первую очередь. Аксиома: образование — НИОКР — инновации — производство — торговая экспансия — военное доминирование, известна еще со времен Ост-Индской компании. Поэтому нет ничего удивительного в том, что первый удар был нанесен по образованию и науке. И неудивительно, что адекватной реакции не последовало, потому что реагировать уже было некому. У эффективных менеджеров другие задачи и формат работы.

На этом фоне становится понятным неожиданный карьерный рост Гарбузова. Когда он попал на стажировку по программе Госдепа, его не нужно было даже вербовать в классическом понимании этого слова. Достаточно было объяснить, что если он будет продвигать правильные, с точки зрения американских кураторов, нарративы у него лично будут публикации в зарубежных научных изданиях, что будет выгодно отличать его от остальных сотрудников НИИ. Это позволит ему занять руководящую должность, и привлечь гранты уже в институт. А тогда можно будет выступать уже распределителем грантов среди молодых сотрудников, если они также будут «мыслить в правильном направлении». Бонусами пойдет участие в различных научных конференциях, семинарах, круглых столах. Для человека, не обладающего серьезными талантами, это была возможность путешествовать, получать щедрые командировочные в твердой валюте, авторские отчисления за публикации, занимать руководящие должности. И все это просто за «правильное» освещение ситуации.

Контекст, в котором существовали отечественные НИИ

Здесь уместно немного пояснить контекст того периода. В отсутствие госфинансирования, ситуация в 90-х для большинства НИИ развивалась по двум направлениям: поиск зарубежных грантов и «арендный бизнес». Научная работа по грантам велась естественно в интересах западных кураторов, а арендный бизнес привел к формированию горизонтальных связей с представителями торговли и организованного криминала, что часто заканчивалось рейдерскими захватами помещений.

На этом достаточно безрадостном фоне, НИИ, которые могли обеспечить достаточный объем публикаций в зарубежных изданиях, были на хорошем счету в Министерстве образования и РАН, и им впоследствии стали выделять значительные средства из бюджета.

Но во многих случаях момент уже был упущен. Научное руководство институтов уже привыкло, что задачи им поступают только в рамках грантов. При отсутствии внятных задач и контроля со стороны РАН или Министерства образования, даже при наличии финансирования НИИ продолжали работать по ставшему уже привычным сценарию в рамках грантов. Горизонтальные связи также никуда не делись, и продолжали работать. А часть выделенных государством средств успешно выводилась за рубеж, в том числе и под предлогом научных программ .

Примером потери квалификации является и Институт Латинской Америки (ИЛА РАН). Научная работа в институте настолько затормозилась, что в 2014 году речь уже шла о его ликвидации и слиянии с Институтом мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Параллельно была неудачная попытка рейдерского захвата исторического здания, в котором располагается институт. Сохранить научный потенциал, коллектив, уникальную библитеку и историческое здание помогли только масштабные геополитические события связанные с возвращением Крыма в состав РФ.

В результате получилась парадоксальная ситуация. В отсутствие государственной идеологии российские think tanks продвигают нужные нашему противнику нарративы, на государственные деньги из бюджета РФ. Сходная ситуация наблюдается в отечественной культуре в целом, и кинематографе в частности. А самым позитивным исходом можно считать просто вывод/распил бюджетных средств на ремонт помещений и прочие схемы.

Тем не менее проблема гораздо глубже, чем это может показаться на первый взгляд. За период с начала СВО мы стали свидетелями множества демаршей со стороны деятелей науки и культуры. Скрепя сердце российские чиновники закрыли British counsil, Carnegie центр, структуры связанные с Соросом. Но системной работы по заполнению образовавшегося информационного вакуума не ведется до сих пор.

Отдельного внимания заслуживает ситуация с Американским культурным центром (АМС) в Библиотеке иностранной литературы в Москве. Центр был открыт еще в 1993 году. В конце 1996 года часть библиотечных фондов просто выбросили на улицу. Сотрудники сказали, что выполняют распоряжение руководства о замене старых фондов. Но когда отдельные энтузиасты отвезли часть книг в другие библиотеки, там их приняли без претензий к внешнему виду и состоянию. А в освобожденном пространстве вскоре разместились различные отделы Американского культурного центра. Отремонтированные помещения на фоне общего упадка выглядели очень неординарно.

Сотрудникам Американского культурного центра удалось быстро перехватить повестку одного из самых влиятельных центров в научной и культурной жизни столицы. А средства, которые государство выделяло на развитие библиотеки после лихих 90-х уже работали на формирование имиджа Американского культурного культурного центра, который фактически стал «якорным арендатором» этого проекта. По отзывам партнеров и сотрудников центра американский персонал вел себя примерно как колониальная администрация с индусами в викторианскую эпоху. АМС в 2015 году переехал из помещения библиотеки в здание посольства США и до сих пор продолжает свою работу онлайн.

И это лишь один из множества примеров, которые в последнее время регулярно появляются в медийном поле. Еще работает Ельцин-центр, а также консульства Польши в нескольких городах РФ. Это лишь подтверждает, что идеологическое направление до сих пор не является приоритетом.

Почему так происходит, несмотря на очевидный запрос общества?

Для понимания причин происходящего необходимо напомнить о развитии тренда на зарубежное образование среди российских чиновников.

Еще до распада СССР стало возможным и крайне популярным обучение за рубежом. Это преподносилось как обмен опытом и поиск точек соприкосновения со странами запада, Основным каналом обмена был МИПСА (IIASA). В СССР был открыт его филиал ВНИИСИ. И он прекрасно работает по сей день по названием Институт прикладного системного анализа РАН.

Что лежало в основе создания этого института?

Он был основан по инициативе британского Королевского общества в 1972 году. Проводил учредительное собрание один из главных инициаторов создания МИПСА и заслуженный деятель британской науки лорд Соломон Цукерман.

Барон Цукерман был британским ученым и советником правительства ее Величества по вопросам науки. Изначально он специализировался на анатомии и «социологии» приматов, потом его научная деятельность неожиданно сфокусировалась на изучении «русских». В время ВОВ, будучи советником Черчилля, он разработал “Транспортный План”. По сути, это первый научный труд по ковровым бомбардировкам и их влиянию на население и инфраструктуру. Практическое применение этот сугубо научный подход нашел во время бомбежек немецкой и итальянской инфраструктуры. По данным архивов, он доказал свою эффективность.

В дальнейшем при деятельном участии лорда часть разведывательных функций RAND были переданы в IIASA. Подробно деятельность IIASA и взаимодействие между этими двумя структурами описаны в материале по систематизации методов Холодной войны и ее социальным аспектам.

Среди выпускников МИПСА – Шохин, Авен, Нечаев, Улюкаев, Чубайс, Машиц, Глазьев (в одной группе) и еще множество людей, занимающих сейчас ключевые должности в системе госуправления РФ. Комментарии, на наш взгляд, излишни.

Каков масштаб «образовательного» влияния?

Общее количество обладателей зарубежных дипломов среди российских чиновников оценивается по разным источникам в 96-98 тысяч человек. Конечно, не все они обучались по программам МИПСА, но образовательные методики в англосаксонском контуре достаточно стабильны и консервативны, что позволяет говорить как минимум об общем подходе.

От общего числа российских чиновников – это около 7% – достаточно приемлемый показатель. Но это только на первый взгляд. Когда мы рассматривали деятельность BlackRock, то выяснили, что для фактически монопольного контроля рынка достаточно владеть 5-7-8% процентами акций. Потому что в свободном обращении редко находится более 15-20% акций. Наш противник мыслит аналогичными категориями и по отношению к системе государственного управления РФ. Достаточно контролировать небольшую часть публичных чиновников для оказания серьезного влияния на всю систему госуправления.

Если мы посмотрим на их позицию по СВО, то увидим явный уклон в сторону либеральной повестки. Причины банальны — деньги, активы и дети находятся в западном контуре влияния.

Поэтому высказывания некоторых деятелей культуры и искусства, выдача прокатных удостоверений откровенно анти-российским картинам вызывают широкий резонанс в обществе, но практически нулевую реакцию на официальном уровне. Ведь если прокатное удостоверение не будет выдано, то некоторые персонажи могут оказаться нерукопожатными на кинофестивале в Каннах или Венеции. В парадигме таких чиновников это значительно перевешивает интересы государства, которые они должны представлять и защищать.

Можно ли избавиться от всех «агентов влияния» одновременно?

Если сравнивать это с ситуацией на фондовом рынке, то такие действия в разы снизят капитализацию компании. Точно так же, для системы госуправления и экономики РФ, это может означать неприемлемый уровень издержек. Напомним, что независимо от своей компетенции, эти люди занимают ключевые посты и на них замкнуты многие процессы, которые непросто оперативно перенаправить по другим каналам. Систему можно только медленно и аккуратно переформатировать, под контролем компетентных специалистов из спецслужб.

Качество зарубежного образования

При всех очевидных плюсах и преимуществах (сейчас речь не идет о МИПСА), западное образование является очень узконаправленным и кастовым. Существует градация вузов, выпускники которых могут претендовать на определенные должности в зависимости от статуса учебного заведения. Если человек очень талантлив, он все равно всегда будет работать на выпускника более престижного вуза, даже если формально он занимает руководящую должность. Именно с этим связано стремление западной элиты ввести своих наследников в закрытый клуб для избранных.

Образование, которое получили 96 тысяч российских «пользователей», как несложно догадаться, в подавляющем большинстве не является элитным. И в западной системе ценностей их воспринимают как обслугу или, в лучшем случае, как региональных менеджеров. Именно с этим связана ненависть экспатов к России. Они изо всех сил пытаются выглядеть и действовать как их хозяева, но не могут стать своими в силу происхождения и образования. Это вызывает у них шквал негатива, по отношению к России и всему русскому.

Что сейчас на идеологическом направлении в России?

Мы уже задавались вопросом: почему проблемами информационного противодействия противнику на второй год войны занимаются энтузиасты на платформе Telegram? За истекший период относительно полноценный think-tank, способный решать не только аналитические, но и прикладные задачи, удалось создать только команде «Рыбаря», благодаря помощи подписчиков, энтузиазму волонтеров и собственной «упертости». Теперь ход за научными институтами.

В условиях, когда бюджеты «западных партнеров» на мягкую силу растут, а операции ЦИПСО становятся все более сложными и масштабными, вопросы информационного противостояния становятся очень актуальными. Запрос общества на альтернативное освещение критичной для страны ситуации, без преувеличения, огромен. Но пока дальше создания комиссий, рабочих групп и подобных объединений, которые в лучшем случае решают локальные задачи в аппаратной борьбе, дело не идет.

Для достижения ощутимых результатов в информационной войне, как и в любой другой, необходим системный подход, тотальный охват и непрерывное воздействие на противника. Очень хотелось бы надеяться, что наверху есть люди, которые не только это понимают, но и готовы создавать новые think tanks, в том числе на базе существующих научных мощностей.

Меры противодействия

Кроме усиления контроля за деятелями типа Гарбузова со стороны спецслужб и введения уголовной ответственности за подобные действия, что абсолютно оправдано в данной ситуации, необходимо создавать условия для появления принципиально другого типа руководителей. Финансирование необходимо предоставлять талантливым специалистам, готовым решать практические задачи, а не рисовать показатели.

Основной вред от «грантоедов» состоит в том, что они демонстрируют молодым ученым бесперспективность их деятельности. Работа под «чутким руководством» подобных персонажей не вызывает ничего кроме апатии. В результате часть специалистов, на подготовку которых затрачены немалые государственные средства, просто уходит из профессии, часть вынуждена искать варианты трудоустройства за рубежом. И в том, и в другом случае наши ресурсы не работают на развитие страны.

Именно отсутствие условий для развития, возможности найти адекватную работу по специальности, толкают молодых ученых и инженеров на «поиски приключений» за рубежом. И очень непродуктивными выглядят высказывания о том, что они там столкнутся с суровой реальностью и вернутся. Практика показывает, что это не так. Часть действительно возвращается, но многие остаются там, соглашаясь со многими ограничениями и проблемами, потому что здесь все социальные лифты надежно блокированы такими как Валерий Гарбузов. И для создания условий развития действительно талантливым ребятам недостаточно создать еще одну комиссию, комитет или рабочую группу. Необходима системная государственная программа развития, с опорой на имеющийся потенциал НИИ, но без «балласта» которым его нагрузили западные партнеры.